«« предыдущая

<оглавление>

следующая »»

Злая корча

ISBN: 9786169071839

Bookdepository

Amazon.com

My-shop.ru

Шестой Ангел

ISBN: 9786163055330

Bookdepository

Amazon.com

My-shop.ru

Д. Абсентис

Христианство и спорынья

  огл пр   1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 15а 16 17 18 19 20 21 22 пр  

Глава 15

Ведьмы, еретики и протестанты

 

ПРОСТАЯ СТАРУШКА

Старушка подошла к костру, на котором горел Ян Гус, и сунула в него
вязанку хвороста.
— О святая простота! — воскликнул Ян Гус.
Старушка была растрогана.
— Спасибо на добром слове, — сказала она и сунула в костер еще вязанку.
Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:
— Что же ты молчишь? Почему не скажешь: «О святая простота»?
Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.
Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.


Феликс Кривин. Карета прошлого, 1964

1

Ян Гус, Иероним Пражский, Джордано Бруно, Джулио Ванини — самые известные жертвы католической инквизиции. Но в массовом сознании все еще существует устойчивый миф, который может помешать понять происходящее в средние века. Это миф о том, что еретиков и ведьм сжигала только инквизиция. Если исследователи считают, что охоту на ведьм спровоцировали папские буллы — значит виноваты только католики. А протестанты — лютеране и кальвинисты — белые и пушистые, как и православные.

Действительно, некоторым «протестантского костра» удалось избежать. Мало кто помнит, но в лапы реформаторов попадал и Джордано Бруно. В конце 1576 года Бруно угораздило приехать в протестантскую Женеву. Да не просто приехать, а пойти учиться в академию этого, как тогда называли, «протестантского Рима». В академии Бруно был поражен невежеством профессора философии де ла Фея, считавшегося гордостью университета и школы. Острый на язык Бруно написал небольшую книгу, где подверг уничтожающей критике ряд выдвинутых этим профессором положений, доказывая, что только в одной лекции тот допустил 20 грубейших философских ошибок. В августе 1579 года книжка вышла, и Бруно арестовали. К тому времени Мигель Сервет был уже Кальвином сожжен, и этот яркий пример «нравственности и терпимости» кальвинистов вынудил Бруно понять всю безвыходность своего положения и заставить себя исполнить все, что от него требовалось. Но он слишком долго и пылко пытался отстаивать свои философские убеждения, и дело принимало все более опасные формы. Когда Бруно одумался и полностью признал свою «вину», было уже поздно. Его на две недели отлучили от церкви, выставили у позорного столба в железном ошейнике, босым, в рубище, на коленях, так чтобы любой мог над ним издеваться. После этого ему разрешили просить прощения и заставили изъявить благодарность. На всю жизнь он впитал неприязнь к «реформаторам». Едва о них заходила речь, его охватывала ярость. Но не от их рук было ему суждено страшно погибнуть двадцать лет спустя. Впрочем, в методах казней христиане друг от друга практически не отличались. В жестокости протестанты зачастую давали фору самой святой инквизиции.

Посмотрим, помогла ли еретикам и ведьмам Реформация, стало ли легче жить простому народу, уставшему от «ига папства». Кальвину удалось изгнать из Женевы католиков, устранить соперников, и на протяжении 1540—1564 гг. он фактически правил городом. С 1541 года «женевский Папа» устанавливает религиозную диктатуру и властвует вплоть до смерти. В Женеве была создана такая диктатура, о которой папство могло лишь мечтать. Кальвин, памятуя «блаженны нищие» (а именно так в оригинале у Луки, без «духом», это просто старая вставка-толкование)*, был против излишнего обогащения. Один раз он даже сказал, что народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным воле Божьей. Все граждане были подчинены придирчивой повседневной опеке в общественной и личной жизни. Нарушение дисциплины каралось (по решению консистории или синода) различными мерами наказания вплоть до смертной казни. Нельзя было петь светские песни, танцевать, вволю есть, а тем более пить, ходить в светлых костюмах. Были введены ограничения даже в еде и одежде, страшным проступком считался громкий смех на улице. За непосещение церкви полагался штраф, сомнение в той или иной христианской «истине», как ее трактовал Кальвин, каралось смертью на костре. При этом костры инквизиции Кальвина уже не устраивали — слишком мягкое наказание. Слишком быстро успевал умереть гадкий еретик. При Кальвине появляется мода жечь неугодных на «медленных кострах» — на сырых дровах. Позже именно такой способ утверждения истинной веры будет практиковаться в России. Человеческая жизнь словно потеряла всякую цену в Женеве. Но еще ужаснее была та жестокость, которой отличалось само судопроизводство. Пытка была необходимой принадлежностью всякого допроса — обвиняемого пытали до тех пор, пока он не признавал обвинения, подчас в мнимом преступлении. Детей заставляли свидетельствовать против родителей. Иногда простого подозрения достаточно было не только для ареста, но и для осуждения. В поисках еретиков Кальвин был неутомим. Хотя количество жертв, сожженных на кострах, не впечатляет по сравнению с общим числом сожженных в Европе, но Женева была городом маленьким (примерно 13 тыс. к приезду Кальвина), так что процент был не только выдержан, но и превышен. Именно поэтому многие стали называли Женеву «протестантским Римом», а Кальвина — «протестантским женевским Папой».

Первые годы правления Кальвин расправлялся в основном с еретиками, но через четыре года вспомнил о ведьмах. Уже в 1545 году более 20 мужчин и женщин были сожжены на костре по обвинению в колдовстве и распространении различных болезней. О моральном облике горожан Кальвин тоже не забывал, и в 1546 году был осужден целый ряд высших должностных лиц города, в том числе генеральный капитан и первый синдик, за такое страшное преступление, как участие в танцах. Дело, правда, ограничилось суровым внушением и принесением публичного покаяния.

Одним из «клиентов» Кальвина стал открывший кровообращение Мигель Сервет. Открытие кровообращения это вам не танцы, тут покаянием не отделаешься, и Кальвин годами ждал возможности расправы с ученым. За семь лет до ареста врача, 13 февраля 1546 года, Кальвин писал своему другу Фарелу: «Недавно я получил от Сервета письмо с таким набором бредовых измышлений и хвастливых заявлений, которые меня просто поразили и которых я раньше никогда не слышал. Он берет на себя смелость предложить мне приехать сюда, если мне это угодно. Но я не намерен ручаться за его безопасность, ибо если он приедет, я не позволю ему уехать отсюда живым, если, конечно, мой авторитет имеет хоть какой-то вес»1. Через семь лет Кальвин дождался исполнения своей мечты.

Но почему для Кальвина Сервет стал злостным врагом христианства номер один? Какие именно «бредовые измышления» угораздило Сервета сообщить Кальвину в своем письме? Как и в случае с Джордано Бруно, мнения разделились — атеисты считают, что Сервета сожгли «за науку», а христиане — за ересь. Но если в случае с Бруно больше правы христиане, что, конечно, ни разу их не оправдывает, то в случае с Серветом, видимо, правы и те и другие. Правда, и христиане до сих пор не понимают, в чем была истинная ересь Сервета.

Испанский ученый Мигель Сервет родился в 1509 году в Наварре. Благодаря своим блестящим способностям, он уже в 14 лет получил место секретаря у духовника императора Карла V. Сервет получил великолепное образование и хорошо знал право, медицину, теологию, математику, географию. Как и Бруно, он писал сочинения, которые вполне могли рассматриваться церковниками, как ересь. Уже в первом своем сочинении (De trinitatis erroribus, 1531), написанном с позиций пантеизма, Сервет критиковал догмат о троичности Бога (христиане, поклоняющиеся Троице — трехбожники), в Христе видел лишь человека, а Святой Дух рассматривал как символ. Вроде уже достаточно для казни? Но из 30 пунктов ереси, инкриминированных Сервету, в результате осталось только два. И это не смотря на то, что Сервет и хотел бы оказаться еретиком. Здесь нет противоречия — Сервет ссылался на обычай древней церкви, которая не уничтожала, а лишь изгоняла еретиков. Это правило потом спасет Галилея. Но не Сервета — против него выдвинули новый обвинительный акт, где Сервет признавался уже не еретиком, а богохульником и мятежником и подлежал смерти в соответствии с законодательством Грациана и Феодосия. Но его все равно сожгли как еретика. Кальвин на самом деле хотел, чтобы Сервету просто отрубили голову, поскольку хотел представить дело гражданским, а не религиозным, и как раз такой вид казни использовался в случае гражданских преступлений. У Кальвина не получилось, о чем он очень сожалел в своем письме к Фарелу. Так что же так хотел скрыть святой отец? Хотел настолько, что «несгибаемый реформатор» в деле Сервета пошел даже на сотрудничество с папской инквизицией.

Поскольку это тот редкий случай, когда ни спорынья, ни ведьмы, ни даже Священный Каннибализм (хотя как сказать) к казни отношения не имели, я не буду подробно на этом останавливаться, отмечу только, что, на мой взгляд, суть заключалась именно в открытии кровообращения, но дело было не в «чистой науке» и «церковниках-мракобесах», как кажется атеистам, проблема была вполне теологической. Открытие Сервета покушалось на самые основы Церкви, что Сервет, видимо, до конца сам не осознавал. Сервет утверждал, что кровь идет от сердца и совершает длинный и удивительный путь вокруг всего тела. Это открытие его и погубило. Открытие кровообращения могло поставить под сомнение самую древнюю церковную ложь — то что Христос был уже мертв на своем кресте, когда Лонгин проткнул его копьем, и Церкви бы пришлось выкручиваться, объясняя, как это при остановившемся сердце кровь умудрилась «истечь», да так бурно, что забрызгала глаза самого Лонгина и сотник «прозрел» (подслеповатый римский военачальник, командир сотни солдат — это такой христианский прикол). А если сердце еще билось, тогда кровь пойти могла, но получалось, что один из самых чтимых христианских святых убил христианского Бога. Это, кстати, не Сервет придумал, еще во втором веке Цельс издевался над тем, что из мертвых кровь не течет, но те книжки цельсовские богомерзкие пожгли уже, забылось, а тут этот испанский умник со своим кровообращением. Это бы христиане не пережили, думал Кальвин. Зря, кстати, — христиане и не задумываются о таких деталях. Сейчас же открытие Сервета никого никак не напрягает. Это вроде приснопамятного письма 1857 года киевского митрополита Филарета обер-прокурору Святейшего Синода А.П. Толстому: «Последствия перевода Священного Писания на русский язык будут прискорбнейшими для матери нашей православной церкви... Тогда весь православный народ перестанет посещать храмы божии»2. Тоже недооценивалась истинная вера, не позволяющая сомнений. Теперь некоторые христиане, признавая, что Лонгин убил Христа, объясняют это тем, что сотник «избавил Его от страданий».

Суд протестантской Женевы приговорил Сервета в 1553 году к самой мучительной из всех казней — смерти на костре при малом огне. Вместе со свободолюбивым мыслителем по приговору суда огню были предана и его книга, чтобы дать предостерегающий пример всем другим, кто решится высказать мнение, противоречащее взглядам Кальвина. Сервета привязали к столбу железной цепью, на голову надели обсыпанный серой дубовый венок, на грудь повесили его книгу (в которой он описывал открытие кровообращения) и зажгли костер. Дрова, в полном соответствии с неосуществленным приговором папской инквизиции, были сырые, и Сервет поджаривался более двух часов. Об этой казни даже Энгельс писал: «Протестанты перещеголяли католиков в преследовании свободного изучения природы. Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция по крайней мере удовольствовалась тем, что просто сожгла Джордано Бруно». Правда реальной подоплеки казни отец коммунизма не понял.

«Итак, еретика заставили замолчать, но какой ценой! В течение более трех веков дым и огонь, поднимавшиеся над телом Сервета, отбрасывают мрачный свет на личность Кальвина»1. А тогда даже в протестантском мире современники на это событие отреагировали неоднозначно. Довольно резко отозвался Себастьян Кастеллио: «Убить человека - не значит защитить какое-либо учение, это лишь значит убить человека». За эту фразу Кастеллио считают большим гуманистом. Возможно, это и так, хотя также можно прочитать ее прямо — как угрозу, или как предостережение Кальвину: «сколько этих еретиков не жги, боюсь, правда все равно всплывет». В свою защиту Кальвину пришлось написать сочинение «Defensio orthodoxae fidei de sacra Trinitate contra prodigiosos errores M. Serveti» (Защита правой веры во святую Троицу против чудовищных заблуждений М. Сервета, 1554), прикрывая от недогадливых (и не догадавшихся до сих пор) истинные причины казни.

С выступлениями против себя Кальвин разобрался быстро (особенно известна ночная стычка 16 мая 1555 г.) и вскоре после этого события самые рьяные противники кальвинистов были казнены или бежали из города. Оппозиция была разгромлена и Кальвин мог со спокойным сердцем вернуться к более привычным повседневным занятиям — сожжениям ведьм.

Мечущийся между католичеством и кальвинизмом демонолог Жан Боден лицемерно и цинично писал о сожжениях: «Кара, которой мы подвергаем ведьм, поджаривая и сжигая их на медленном огне, на самом деле не так уж велика, ибо не идет ни в какое сравнение с истязаниями, которые они по воле сатаны переносят на этом свете — не говоря уже о вечных муках, ожидающих их в аду. Земной огонь не может жечь ведьм больше часа». Только один час? Боден забыл, что такое «малое наказание» христиан больше устраивать не могло, и началось это с Кальвина, который уже превзошел эти «ограничения» демонолога. Впрочем, в сознании многих христиан это было не наказание, а помощь. Еще св. Августин утверждал, что еретики и язычники буду вечно гореть в аду огнем неугасимым, если только их не спасет католическая церковь. Вследствие этого жертвы инквизиции и протестантов сжигались заживо, а затем еще и на «зеленых» дровах — с целью не только дать им почувствовать вкус того, что их ждет, но и чтобы жертвы лучше подготовились к своему мрачному будущему.

В наличии же человеческого материала для сожжений недостатка никогда не было — все «ведьмы» рано или поздно признавались. «Мне часто приходило в голову, что все мы до сих пор не стали колдунами только потому, что нас всех не пытали», — писал прозревший Фридрих фон Шпее. Но остальные палачи считали по другому: если кто-то лишался под пытками чувств, это значило, что они были усыплены дьяволом, решившим спасти их от допроса, а если же кто-то под пытками умирал или совершал от отчаяния самоубийство, то считалось, что судопроизводство все равно не причем, а жизнь у обвиняемых жертв отбирал все тот же сатана. В Швейцарии с начала XVI до середины XVII века было уничтожено ведьм в два раза больше, чем за тот же период в католических Испании и Италии вместе взятых.

2

О Лютере я знал, что однажды он запустил чернильницей в черта. История с чертом меня интриговала, все же остальное было пресно и скучно.

Эрих Голлербах

Еще более одиозным деятелем Реформации был Мартин Лютер (1483—1546 гг.). В 1507 году он, монах-августинец, стал священником. В 1511 году, после возвращения из Рима, куда он был послан с поручением, Лютер резко выступил против торговли индульгенциями, которую развернул папа Лев X. Будущий великий реформатор почувствовал себя Христом, изгоняющим торговцев из Храма. Папе это, естественно, не понравилось, и Лютер 3 января 1521 года был папской буллой отлучен от церкви. Тут отец Реформации торжественно сжег буллу перед воротами Виттенберга и показал свой кроткий нрав. «Подобно тому, как сжигают мои труды в Риме, я предаю огню буллы и декреталии этого князя тьмы и заклинаю всех людей прийти мне на помощь, чтобы бросить в тот же костер Льва Х и его апостольский трон со всеми кардиналами святой коллегии, — бушевал Лютер перед народной толпой, — но я всуну руку в горло этих дьяволов, переломаю им зубы и буду исповедовать учение божье». Он страстно хотел общаться с Богом прямо, без посредников, пусть хоть им будет сам Папа. Общаться с Богом тогда было не сложно — при соответствующей галлюциногенной диете в те века это удавалось многим.

Ведьмам при Лютере стало жить еще страшнее, чем при разгуле святой инквизиции. Лютер был помешан на дьяволе в самом буквальном смысле. Основоположник протестантизма видел происки дьявола повсюду. Как писал историк и философ В. Лекки, «Вера Лютера в дьявольские козни была поразительна даже для его времени». Исследователи подсчитали, что в его писаниях дьявол упоминается чаще, чем бог. «Мы все — пленники Диавола, который является нашим повелителем и божеством.» — писал сам новоявленный борец с бесовщиной, — «Телом и имуществом мы покорны Диаволу, будучи чужестранцами и пришельцами в мире, повелителем которого является Диавол. Хлеб, который мы едим, напитки, которые мы пьем, одежда, которую носим, да и сам воздух, которым дышим, и все, что принадлежит нам в нашей телесной жизни, все это от его царствия». Вот насчет хлеба Лютер, не осознавая того, был, конечно, прав. Надо вспомнить, что Мартин Лютер родился не в семье священника, а был сыном рудокопа и наелся черного хлеба вдоволь, так что его видения бесов и полчищ демонов, которых, как он утверждал, на него наслал Фауст, удивления не вызывают. «И в родительском доме, и в школе, куда его отдали восьмилетним, он знал лишь побои и голод. «Дайте хлеба ради Бога!» — этот жалобный припев сопровождал его детство и отрочество»3. От посланных злобным Фаустом демонов Лютеру с божьей помощью удалось избавиться, но на этом страдания святого отца не закончились — злокозненный дьявол наслал на отца Реформации мух. Лютер был свято уверен, что мухи были специально созданы дьяволом, чтобы отвлекать великого реформатора от написания богоугодных книг. Лютер не видел ничего странного в таких тесных личных отношениях с дьяволом, который «спал с ним», по его собственному выражению, чаще, чем жена. Однажды, споря лично с дьяволом по поводу неправильности такого поведения последнего, как использование мух, Лютер, истощив свои аргументы, запустил в черта чернильницей. Это стало одним из самых известных фактов его биографии. Мало кто, правда, понимает, что Лютер бросил чернильницу не в «тень, приняв ее за черта», как обычно пишут, а в самого настоящего дьявола. Лютер его видел совершенно реально. По видимому, привычка с детства к черному хлебу с возрастом никуда не делась. Лютер постепенно сходил с ума, но считал, что безумие тоже от дьявола. «По моему мнению, — говорил Лютер, — все умалишенные повреждены в рассудке дьяволом. Если же врачи приписывают такого рода болезни причинам естественным, то происходит это потому, что они не понимают, до какой степени могуч и силен дьявол».

Кроме дьявола, главными врагами человечества Лютер считал евреев и разум. Сначала Лютер принялся за евреев, полностью повторяя путь папской инквизиции — та точно также начинала свой славный путь в Испании. Методы борьбы тоже новизной не отличались: «Сперва нужно поджечь их синагоги или школы и похоронить в грязи все, что не сгорит, чтобы ни один человек более не увидел ни камня, ни золы, оставшихся от них. Это должно быть сделано во славу нашего Господа и всего христианского мира» — проповедовал Лютер. — «Во-вторых, я советую вам уничтожить и сравнять с землей их жилища. Ибо и в них они преследуют те же цели, что и в синагогах».4

Но если радикальные меры к евреям для истинного христианина были естественны и понятны, то что делать с самими христианами, которые смущают умы своим братьям всякими научными теориями? Ведь не всех же можно так удачно сжечь, как Кальвин Сервета. До некоторых не добраться — тот же Коперник сам каноник, и вроде не еретик, а такое пишет, что христианин может усомниться в вере. «Этот дурак желает перевернуть всю науку астрономию; но Писание говорит нам, что Иисус приказал стоят Солнцу, а не Земле» — гневался Лютер, ища решение. Раньше, на заре христианства, было проще — христианство зарождалось в отбросах общества: «Не много среди вас мудрых, не много благородных» — сетовал (или радовался?) апостол Павел. А теперь ишь, выучились некоторые. Впрочем, решение было Лютером скоро найдено: чтобы подобные научные изыскания не могли смущать христиан, последние должны разучиться думать. И в самом деле, зачем христианину разум? «Нет на земле среди всех опасностей более опасной вещи, чем богато одаренный и находчивый ум», — радовался Лютер тому, что нашел выход так быстро. — «Ум должен быть обманут, ослеплен и уничтожен». «Разум есть величайший враг веры, — вдохновенно учил святой отец, — он не является помощником в делах духовных и часто борется против божественного Слова, встречая все, исходящее от Господа, с презрением». К этому времени реформатор уже забыл, что по его же собственному мнению, именно дьявол лишает человека ума. Или он уже начал идентифицировать себя с дьяволом? Как бы там ни было, свое учение Лютер подытожил и увековечил знаменитой фразой: «Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума!»

После «ослепления разума» можно было переходить и к ведьмам. Что касается ведьм, то отношение Лютера было однозначным. Чародеек Лютер называл «злые чертовы шлюхи» и до глубины души ненавидел. «Никакого сострадания — их необходимо без промедления предать смерти. Я всех бы их охотно сам сжег», — восклицал отец Реформации. Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. «Колдуны и ведьмы, — писал он в 1522 году, — суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели, понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». Неудивительно, что в процессах над ведьмами в Германии было осуждено на смерть мужчин, женщин и детей гораздо больше, чем в любой другой стране. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали даже больше, чем в землях, оставшихся католическими. Историк Иоганн Шерр писал: «Каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигало костры». По выражению раскаявшегося фон Шпее, «по всей Германии отовсюду поднимается дым костров, который заслоняет свет». И здесь даже не важно, о какой части разделившейся на два враждующих лагеря Германии идет речь — ведьмам было везде «уютно». Некоторые реформаторы почитали охоту на ведьм святым долгом перед Богом. Отравления спорыньей помогали «правосудию» торжествовать, так как не у всех «ведьм» надо было вырывать признание пытками, многие признавались сами. К обезумевшим охотникам приходили в объятия обезумевшие жертвы — ведь хлеб ели все один. Доходило до гротеска — в 1636 году в Кенигсберге появился человек, утверждавший, что он Бог-отец, и что Бог-сын, а также дьявол признали его власть, и ангелы поют ему песнопения. Христианская реакция была предсказуема — за такие слова сначала ему вырвали язык, потом обезглавили, а труп сожгли. Ведь Лютер учил, что все безумие от дьявола. Перед смертью больной рыдал, но не над своею участью, а над грехами всего человечества, решившегося на истребление Бога-отца. В лютеранских курфюршествах Саксонии и Пфальце, а также княжестве Вюртемберг в 1567—1582 гг. появились собственные законы о ведьмах, куда более суровые, чем соответствующие статьи кодекса императора Карла V — «Каролины». Ведьмомания в протестантской части христианского мира разгорелась с невиданной даже для католиков силой. Протестанты сделали ненависть к колдовству составной частью вероучения, и историки по сей день спорят, кто отправил на костер больше женщин: католические или протестантские судьи.

Историк Ф. Донован писал: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма». Эх, а взял бы историк данные хроник эпидемий эрготизма, побрызгал бы на другую карту, да и сравнил бы их. Нашел бы чему еще удивиться...

Даже Г.Ч. Ли, известному обличителю инквизиции, пришлось внимательнее посмотреть на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, причем судьями были профессора Гарвардского университета, что так поражало Вольтера.

Зато, отойдя от мифа об уникальности явления инквизиции, историки сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм.


* Кое-что знает Лука об Иисусе, чего не знает никто из Евангелистов, никто из людей. .... Знает он один, почему Господь не говорит: «блаженны нищие духом», а просто: «блаженны нищие» (Дмитрий Мережковский (1865—1941). «Иисус Неизвестный»).

1. Henry С. Sheldon. History of the Christian Church. Vol. 3. Hendrickson Publishing,, 1994.

2. Шахнович М.И. Библия в современной борьбе идей. Л., 1988 с. 43.

3. Грета Ионкис. Реформатор Мартин Лютер. «Вестник» №23 (308), 2002.

4. Мартин Лютер. О евреях и их лжи. 1542.


© Absentis 2004

«« предыдущая

следующая »»